Это автоинтервью было написано пятнадцать лет назад. Редакция журнала «Синтаксис», куда я его послал, текст одобрила и обещала напечатать. В силу начавшихся у журнала финансовых неурядиц, иных ли обстоятельств, статья напечатана не была. Спустя много лет, разбирая бумаги, я наткнулся на данный текст, перечитал его и подумал, что он совсем или почти совсем, не устарел, включая даже название: если в период написания статьи в России ещё не было журнала, который бы взялся напечатать размышления такого рода и направления, то сейчас, кажется, такого журнала уже нет, по крайней мере, налицо соответствующая тенденция.

По серьёзному счёту за эти пятнадцать лет в России по существу мало что изменилось: номенклатура, реально распоряжавшаяся страной во времена Советской власти, теперь владеет её богатствами уже и формально, народ по-прежнему (и даже ещё в большей степени) беден и фактически бесправен, а главный движитель любых реформ – политическая культура нации – остаётся на низком уровне. Разве что пуск новых предприятий (явление весьма редкое) освящает священник с кадилом, да из газетно-журнального обихода исчезли какие-то, ранее популярные, имена (кто сегодня помнит Карема Раша?)

Тенденции, обозначенные в статье – вроде люмпенизации и фашизации страны – сегодня проявлены более чётко и очевидно. Именно эта сохраняющаяся актуальность моей статьи, написанной, можно сказать – эпоху тому назад, и позволила мне предложить данный текст сегодняшнему читателю.

Иерусалим, 2005 г.

ВОПРОС: Известно, что у Вас есть своя, оригинальная, концепция русской Истории, объясняющая, в частности, и советский её период. Вы не могли бы нас с ней познакомить? А чтобы было удобнее связать прошлое с настоящим, с современностью, начнём с такого злободневного вопроса: верите ли Вы в Перестройку?

ОТВЕТ: Сегодня это, пожалуй, та печка, от которой легче всего танцевать. Интересно, что этот вопрос, как правило, задаётся в такой, как бы религиозной, форме… Поставим его чуть по другому: верю ли я в успех Перестройки? Отвечаю: в успех перестройки, если считать таковым построение правового демократического государства – я решительно не верю. Говоря точнее и подробнее, демократический строй, по моему убеждению, является политической проекцией христианского сознания, а русский народ, на мой взгляд, не является обладателем такого сознания. Мне бы хотелось быть правильно понятым. Это – не обвинение русского народа, это мнение о его религиозной принадлежности. Каждый из нас припомнит не одно высказывание - и в прежние времена и теперь – о разнице культур верхнего и нижнего слоёв русского народа. Однако, большинством русских мыслителей это воспринималось скорее как количественная разница: культурные, образованные верхи и некультурные, необразованные (в той же культуре!) низы. Но это было не так. Петровские реформы привели к тому, что в недрах одной – русской – нации сформировались две культуры. И неимоверной важности – для понимания Истории России - факт состоит в том, что эти две культуры не только совершенно различны, но и – более того – враждебны друг другу. Это даже не культуры двух разных конфессий внутри одной религии (как, скажем, православие и католицизм) – это культуры двух разных религий. В Россию, исповедывающую замкнутую, консервативную, националистическую, с элементами мессианизма и ксенофобии, религию, напоминавшую более всего славяно-угро-финское язычество, полностью ассимилировавшее принесённое, но не закреплённое христианство, Петром Первым была занесена – с западными ремёслами и технологиями, мастерами и чиновниками, тысячами приглашённых переселенцев – христианская культура, вовлекшая в свою орбиту сначала дворянство, а затем разночинцев, смесь которых и образовала впоследствии резко отделённую от народных масс русскую интеллигенцию.

ВОПРОС: Двумя минутами раньше Вы назвали Россию по существу языческой страной, сейчас же Вы говорите о наличии в ней христианской культуры.

ОТВЕТ: Благодаря этому слою, интеллигенции, если и не полностью западного склада, то, по крайней мере, ориентированной на западную культуру, Россия перестала быть чисто языческой страной. В ней образовалось две культуры, совершенно, ещё раз подчёркиваю, разные, но обе НАЗЫВАВШИЕ СЕБЯ ХРИСТИАНСКИМИ. Причём, если верхняя, европейская, считала нижнюю своей, а её носителей просто неграмотными и бесправными, то нижняя не заблуждалась: она верхнюю своей не считала и попросту её ненавидела. Именно этой ненавистью в значительной степени объясняются страшные эксцессы Революции и Гражданской войны. Русский народ – язычник восстал против демократии, на путь которой пытались втащить Россию интеллигенция и европеизированная буржуазия в феврале семнадцатого года, смёл её, как не отвечающую его сознанию, и с наслаждением вырезАл из себя чуждый своему организму христианский нарост. Тогда в эмиграцию уходили не дворяне, не офицеры и не интеллигенты. Обобщённо говоря, в эмиграцию уходили христиане. Уезжали графы и генералы – люди христианской культуры, сознававшие свою несовместимость с режимом всеобщей уравниловки, в том числе в области культуры. Оставались графы и генералы язычники, националисты – и шли на службу к большевикам, ибо те восстанавливали сильную власть в сильной России. То же самое было и с интеллигенцией, в том числе творческой. Правда, в этом случае, как правило, наступало отрезвление, но, как правило же, наступало слишком поздно.

ВОПРОС: Согласитесь, однако, что сейчас Россия по крайней мере пытается строить демократию, в этом направлении делаются несомненные шаги, а эмиграция, тем не менее, резко возрастает. В чём же её причина? Может быть сегодня уезжают, в отличие от той эмиграции, язычники?

ОТВЕТ: Я думаю, что и сейчас уезжают христиане. Видите ли, сейчас, после семидесяти лет безраздельного господства язычества, вообще трудно говорить о христианстве применительно к России. Следует, очевидно, говорить о людях христианской ориентации. Если не упоминать еврейскую эмиграцию, то из русских уезжают евро- или христианоцентристы (очень условный, разумеется, термин), - люди, не видящие себе применения в русском национальном, националистически настроенном обществе с его закрытостью, косностью, подозрительностью к новациям, а следовательно, к интеллекту и динамизму. В обществе, которое, как они боятся, может установиться после краха демократической попытки. Исторически их страх объясним: попытки демократизации в России, как правило, не удавались. К слову сказать, и евреи уезжают во многих случаях далеко не с радостью. Многие не тронулись бы с места, если бы не нестабильность ситуации, не угроза погромов… которую к тому же никто серьёзно не опровергает, не вероятность возникновения националистического по характеру государства. Можно сказать, что за время, называемое Новой Историей, евреи научились ладить с христианами, но совершенно не ладят с язычниками. Пока немцы молились Христу, евреи жили в Германии хорошо, когда немцы стали молиться Вотану, евреев стали уничтожать.

ВОПРОС: Насчёт погромов Вы, конечно, перегнули палку. Подумайте сами, какие сегодня могут быть погромы? Русские люди, с которыми приходилось говорить на эту тему, объясняют эти «страхи» типично еврейской подозрительностью. Вы всерьёз считаете их возможными?

ОТВЕТ: Ну, во-первых, я не думаю, что русская масса сейчас более культурна, а тем более, более нравственна, чем в начале века. А во-вторых, в тех погромах тоже участвовали не приват-доценты, а люмпены. Посмотрите вокруг – мало ли сегодня найдётся желающих погромить, если будет обеспечено невмешательство милиции? Я достаточно часто стою в очередях у пивных ларьков, потому что очень люблю пиво, а в магазине его не купишь, чтобы видеть, что потенциальных участников погромов более чем достаточно. Бывает, знаете ли, забавно наблюдать, как очередь, которая почти не двигается из-за десятков лезущих без очереди, дружно ругает евреев или «чурок». Кроме того, погромная пропаганда, которую не гнушается вести часть русской интеллигенции (в том числе творческой), не встречает серьёзного противодействия, даже осуждения.

ВОПРОС: Ну почему? Все демократы выступают против – как это принято называть – «великодержавного шовинизма»

ОТВЕТ: Я говорю сейчас не о лидерах политических партий, которым необходимо «сохранять лицо» Я говорю о реакции общественности, о том, что называется общественным мнением. Знаете, после освобождения Норвегии от немцев, простые норвежцы закидали двор дома Кнута Гамсуна сотнями его книг. Вы понимаете, что эти книги были в домах тех, кто ценил его как писателя и сознавал его величину. И тем не менее, ему показали: ты большой писатель, но ты делал то, что честный человек делать не должен. Вообще, создаётся впечатление, что русская интеллигенция в значительной мере утратила чувство отзывчивости, без которого, как мне кажется, об интеллигентности всерьёз уже можно не говорить.

ВОПРОС: Давайте вернёмся немного назад. Вы сказали выше, что у нас семьдесят лет (имея в виду всё время Советской власти) безраздельно господствовало язычество. Таковой Вы считаете религию, которую русская нация исповедывала до Петра Первого, а бОльшая часть нации и после него. Как известно, после Октябрьской революции было разрушено огромное количество церквей. Получается, что язычники рушили языческие храмы. Я вижу в Ваших словах серьёзное противоречие.

ОТВЕТ: Я понимаю. Но у меня есть, чем возразить. Видите ли, язычество – это не просто поклонение Велесу или Одину, в отличие от поклонения Христу. Это цельная система мировоззрения, особый тип сознания со своим отношением ко Времени и Пространству, Небу и Земле. Когда один языческий царёк занимал область другого, он разбивал его кумиры, и заставлял поклоняться своим. Со временем (а иногда и сразу) новые боги занимали место старых или становились рядом с ними. Но язычники так и оставались язычниками. Отсутствие длительной воспитательной работы Русской Церкви, отсутствие христианской проповеди (что, например, отмечал хорошо знакомый с православным клиром Н.Лесков) привело к тому, что, крестившись, русский человек просто сменил в своей кумирне одних богов другими, не меняя к ним внутреннего отношения. Проплутав какое-то время на дорогах двоеверия, он вернулся к чистому язычеству с христианским антуражем и в христианских одеждах. Понятно, что при этом старые кумиры были разбиты. Примерно то же самое произошло в Октябрьскую революцию. Языческие боги русского «христианства» были заменены на языческих богов русского «коммунизма», оказавшегося после двух веков насильственной христианизации-европеизации более близким русской народной душе и её идеалам. Языческое Время не вектор, как в христианстве, его характер иной, иное и отношение к нему: ненужный храм не оставляют как памятник архитектуры (заслуга европейского романтизма), а разрушают и строят новый. Не надо валить на большевиков то, что является свойством языческой русской культуры, выразителями которой они являлись. Именно ею объясняется катастрофическое состояние исторических памятников и окончательное разрушение многих из них. Пусть те, кто обвиняет несомненного монстра Кагановича в разрушении московских памятников, объяснит тот факт, что при Хрущёве, когда в руководстве страной практически не осталось евреев, было разрушено больше церквей, чем до него.

ВОПРОС: Но Вы, полагаю, не станете отрицать солидное участие евреев в Октябрьской революции и их роль в становлении Советской власти?

ОТВЕТ: Разумеется, не стану. Но прежде всего разрешите мне высказать своё глубокое убеждение – убеждение, разделяемое, по-моему, всем мыслящим человечеством, в том, что судьба свободного, то есть, не колонизованного народа определяется этим самым народом. То есть, определяется его, народа, национальным характером, его национальными особенностями. Знаете, как судьба человека – это его характер, спроецированный на жизнь, так и судьба нации… Если, скажем, судьбу Франции определила горсть итальянцев, то это говорит не столько о итальянском национальном характере, сколько о французском, говоря точнее, о его интеллектуальной и духовной импотенции. Однако, эта мысль зачастую вызывает удивление в русских умах, даже академических. Если отбросить уже явный бред о национальной вине латышей за отряды латышских стрелков, то о евреях можно было бы поговорить подробнее. Особая их роль в революции во многом определялась особым их положением до неё: черта оседлости и т.п. Но это отдельная тема. Обратите внимание, что еврейская интеллигенция – русифицированная, европеизированная по культуре, или религиозная – иудаистическая оказалась по ту же сторону баррикады, что и христианская Россия – в эмиграции или в могиле. В альянс с русскими язычниками национального или квазиинтернационального толка (первые большевики) оказались евреи-безбожники: троцкие, кагановичи, свердловы. Сила сих последних была в том, что за их плечами стояла двадцатипятивековая культура могучей религии, ответвление которой завоевало сильнейшую половину мира. Как организаторы они были куда более конкурентоспособны, чем их русские соратники, за плечами которых была значительно менее развитая, косная традиция русского «христианства»

ВОПРОС: Насколько я понял, выше у Вас прозвучал намёк на Шафаревича. Вы не могли бы сказать о нём, вернее, о его «Русофобии» чуть подробнее.

ОТВЕТ: Я не знаю, какой он математик, но мне кажется, что с мыслительным процессом у него не всё в порядке. Вот, например, он пишет об «одном течении общественной мысли», которое «стремится объяснить все трагические события последних десятилетий нашей истории особенностями русского национального характера и специфической русской национальной традицией». Шафаревич критикует «одно из течений общественной мысли», не понимая, что это «одно из» является на самом деле единственным НАУЧНЫМ течением МЫСЛИ, а все остальные течения и теории, объясняющие – в угоду национальным амбициям – беды турок происками армян, беды шведов происками норвежцев а беды индонезийцев происками китайцев, являются продуктом эмоций, фобий, суеверий – но не мысли. Странно, что видный УЧЁНЫЙ этого не понимает. И, однако, не странно. Мы в данном случае видим обычное проявление национального комплекса неполноценности, свойственного русскому сознанию, с естественной для этого комплекса смесью высокомерия и уничижения. Психологически это очень понятно. Сравнивая себя с западным человеком, русский человек в своих глазах (именно в своих!) выглядит весьма непривлекательно – и это будит у русского патриота языческого склада вышеозначенный комплекс со всем сопутствующим ему букетом ароматов. Идея об ответственности русского человека, шире, русского народа за собственную историю не случайно вызывает такую неприязнь у Шафаревича. За немногими исключениями идея национальной ответственности вообще чужда русской мысли. А ведь это лакмусовая бумажка для проверки, если можно так выразиться, на христианскость. Где нет национальной ответственности, там нет и ответственности личной. А где нет личной – там нет и христианства. Можно и в конце двадцатого века идею самодержавия считать христианнейшей из политических идей, но личная ответственность гражданина, традиционно перекладываемая на верхи, будь то царь или генсек, барин или секретарь райкома, - явно обличает язычески-патерналистскую, а не христианскую культуру. В последнее время появилась масса статей русских авторов, где отрицается ответственность русского народа перед другими («… это делали не русские, а советские…» - например, оккупация Прибалтики) и перед собственными жертвами («… это делали бериевские или сталинские подручные…») Причём, это пишут сплошь и рядом литераторы, люди как бы образованные… Но и им, как видно, невдомёк, что НАРОД, ДОПУСКАЮЩИЙ, ЧТОБЫ ОТ ЕГО ИМЕНИ ЧТО-ТО ДЕЛАЛИ, несёт за это ЧТО-ТО полную ответственность. Видите, как мило: немцы, захватившие Польшу с запада, виноваты как нация, а за русских, занявших её с востока, виноват Сталин.

Русская интеллигенция националистического толка вообще примитивно понимала христианство, а простой народ если и отличался от неё, то, несомненно, не в сторону большего понимания. Приход Христа не ради праведников, а ради грешников понимался как оправдание, чуть ли не как желательность греха: «Не согрешишь – не покаешься!» С лёгкой руки Достоевского фигура западного бюргера, исправно выполняющего законы государства и церкви, примерного семьянина и благотворителя, выглядит в русских глазах не просто скучной, но прямо-таки не христианской, тогда как «родной» вор и насильник, у которого под могучей коростой греха ВСЁ ЖЕ ТЕПЛИТСЯ божественный огонёк, вырастает в фигуру христианского героя. Каковы национальные идеалы, такова и национальная жизнь. Есть много оснований считать, что смысл фразы «не судите, да не судимы будете» в русском быту понимается однозначно – в смысле: я не сужу вас за ваши пакости, вы не судите меня за мои. Тогда как настоящий их смысл в другом. Не НЕ ОСУЖДАЙТЕ, а НЕ СУДИТЕ. Не будьте СУДЬЯМИ, судья – БОГ. НЕ ПРИГОВАРИВАЙТЕ, приговор – У БОГА. Вы ВСЕ люди. Вы ВСЕ слабы. Судя человека, вы становитесь НАД человеком. А НАД – один БОГ. А грех – ОСУЖДАЙТЕ. Без осуждения греха нет ни праведности, ни стремления к праведности. Вообще, христианский катехизис, которым пользуются в российском быту, уместится на половине страницы – но пользуются им бойко.

ВОПРОС: Отдаёте ли Вы себе отчёт в том, что рисуемый Вами образ России весьма непривлекателен, а русский человек выглядит и вовсе плохо? Позвольте Вам задать прямой вопрос. Вы русофоб? Вы русский народ считаете некультурным? Вы – не любите его?

ОТВЕТ: Знаете, один из персонажей писателя и педагога Макаренко («Флаги на башнях», инженер) ответил на этот вопрос так: «Я люблю борщ с салом, а с русскими я бы хотел работать» Я лично предпочитаю щи с мясом, а о любви к народу говорить настолько трудно, что за это легко берутся чаще всего дураки и подлецы – или страшно распространённая помесь того и другого. Так что этот вопрос оставим. А по поводу русофобии… Если человек, утверждающий, что большинство китайцев брюнеты – китаефоб, а заявляющий, что грузины женолюбивы – грузинофоб, то я – русофоб. Однако, Ваш вопрос в сегодняшней ситуации своеобразно закономерен, и я рад, что он был задан. Видите ли, это явление – не самой русофобии, которой на самом деле нет, а ПОИСКОВ её, ОБНАРУЖЕНИЯ её повсюду – проистекает из непонимания русской общественной мыслью русской культурной ситуации. Русские европейцы рассматривают реалии русской народной жизни с позиции европейской, традиционно христианской – и видят БЕЗНРАВСТВЕННОСТЬ и ДИКОСТЬ. Их русско-языческие оппоненты видят в своих противниках ненавистный их языческому сознанию космополитизм, ориентацию (предпочтение) на инонациональную – европейскую – культуру, и видят в них ПРЕДАТЕЛЕЙ СВОЕГО НАРОДА (русофобов!), пособников вековечного – западного – врага (всегдашнего русофоба!) Если сформулировать в двух словах, то любой критический взгляд на Россию в глазах русских язычников является русофобией.

ВОПРОС: То есть, они свой народ никогда не критикуют?

ОТВЕТ: Нет, почему же, критикуют. Правда, их критика больше напоминает комплимент. Например, такая критика (мною слышанная не раз): «Евреи умные, всё к себе тянут. Всё для себя, для семьи… А наш русский Ваня-дурак с себя последнюю рубашку снимет, другому помочь…» В таком, примерно, роде.

ВОПРОС: Таким образом, вы считаете все русские национальные обиды беспочвенными?

ОТВЕТ: Вовсе нет – так же, как я не считаю беспочвенной обиду ребёнка на родителей за то, что они не дают ему сунуть пальчик в электрическую розетку. Разве она беспочвенна? Она просто в системе другой логики. Я не раз думал, как же они (Шафаревич, Куняев и т. д.) не видят вздорности, нелогичности, попросту вымышленности своих национальных обид? А потом понял: у них совершенно другое понятие справедливости. Вот Вы попробуйте убедить человека, живущего по адату – своду кавказских законов, у которого убили брата (скажем, за изнасилование, родственники изнасилованной), и который собирается за него мстить, что его месть несправедлива. Он вас не поймёт (да и родственники изнасилованной тоже) Если не будет убивать он, будет убивать его сын. Что это значит? Это значит, что обижен не он лично – обижен РОД. И никакого значения не имеет, справедливо или несправедливо. Обидели НАШЕГО, НАШИХ! Вот в чём дело! Обратите внимание на специфику русских обид. Русский человек в общем-то не слишком обидчив. Так, как русские разговаривают друг с другом, редко где разговаривают. Зато они легко оскорбляются сразу за всю нацию. До середины восьмидесятых годов на так называемых выборах они всем народом изображали дрессированных обезьян – и ничего, никто не оскорблялся, хотя было отчего. А еврей Слуцкий написал, что Сталин выпил за терпение русского народа во время войны – и кто-то из штатных «заединщиков» сразу увидел оскорбление русского народа – русофобию углядел! Вообще, в поисках русофобов, в «заединществе» много комического. Если б мы жили в цивилизованной стране, можно было бы и посмеяться. Но в России, где от бессмысленного до беспощадного один шаг, пожалуй, что не до смеха.

ВОПРОС: Вы говорите об отсутствии национальной ответственности и в то же время говорите о национальных обидах. Оказывается, что русский человек может испытывать национальные чувства. Нет ли в Ваших словах противоречия?

ОТВЕТ: Думаю, что нет. Национальная ответственность – чувство более высокого порядка, чем обида. Обида – чувство почти на уровне инстинкта, это что-то КРОВНОЕ… Ответственность, я думаю, духовна. Обида – чувство «горизонтальное», чисто земное. ОТВЕТственность же – чувство диалогическое, земно-небесное, «вертикальное» У русского человека своеобразное, очень нехристианское чувство национального. Европеец воспринимает нацию, как культурную общность, как и положено христианину; русский воспринимает нацию, как общность кровную, как и положено язычнику. Нация в его представлении это семья, род, расширенный до огромных размеров. Род – государство, во главе которого стоит отвечающий за всех глава – отец, батюшка, царь – батюшка. Это «родовое» чувство, так умилявшее славянофилов, не хуже, даже, может быть, лучше других, надо только отчётливо видеть, что оно стопроцентно нехристианское. Русский человек есть человек по преимуществу государственный. Разумеется, не как ГРАЖДАНИН демократического государства, где государство есть сообщество, объединение личностей, но как ПОДДАННЫЙ государства-нации-рода. Таким образом, и свободу русский человек воспринимает не как личную, в смысле «прав человека» (именно этим объясняется фантастически, неправдоподобно малое количество «диссидентов» - оппозиционеров тоталитарному режиму за несколько человеческих поколений), а как национальную, точнее государственную. Ему главное, чтобы Россия не была «под чужими». В этом корень повсеместной русской оппозиционности в национальных республиках. Совершенно ясно, что в независимой Литве или Эстонии русский гражданин Иванов будет иметь больше гражданских прав и свобод, чем он имел когда-либо в России. Но его эти права не интересуют. Ему важно, что из подданного СВОЕГО государства-рода он становится подданным ЧУЖОГО (и чуждого) ему государства. Ему важно – и неприемлемо, что он будет ПОД ЭСТОНИЕЙ или ЛИТВОЙ. А он желает быть ПОД СВОИМ, который если и посечёт – не обидно: свой…