«Если некто опускается в воду, выходит
оттуда, ничего не получив, (и) говорит:
я – христианин, - он взял имя в долг»
        Апокрифическое Евангелие от Филиппа


«Хотя мы и назывались христианами,
плод христианства для нас не созревал»
       Чаадаев


«Тысячелетье – разве это срок
для отрока – народа от Крещенья
увы, до отреченья? Не глубок
был омут у Корсуни, если Велес,
по-видимому, даже не промок»
       Д.Бобышев

Религиозная вера не является делом посвящённых. Вера – не политическая платформа, разрабатываемая кабинетными теоретиками, которые затем спускают в массы упрощённые инструкции «к исполнению» Религия есть комплекс, пронизывающий все сферы бытия верующего человека. Жизнь верующего человека в земной юдоли, в социуме есть та же религиозная жизнь. Русская же Православная Церковь всегда недооценивала социальную сторону христианства. Именно это обстоятельство побудило Чаадаева заметить, что «Совершенно не понимает христианства тот, кто не видит, что в нём есть чисто историческая сторона, которая является одним из самых существенных элементов догмата и которая заключает в себе, можно сказать, всю философию христианства, т.к. показывает что оно дало людям и что даст им в будущем» Вот исключительная по глубине мысль (29), которая, судя по всему, прошла мимо русского сознанья. Само отношение христианской догматики ко Времени, эсхатологизм христианства, зависимость вечной жизни от земной, сделали Время, то есть, временнОе, историческое, социальное необходимым и равноправным элементом христианского космоса и, стало быть, христианского сознания. Историческое бытие народа является, по моему глубокому убеждению, проекцией на социум его религиозного мировоззрения. Таким образом, говоря об исторической судьбе русского народа, мы говорим об особенностях его религиозного сознания.

«Социальная идея христианства» (Чаадаев) так мало задела и воспитала русский народ (30), что приходится делать вывод, противоположный всем формулам русской философии, неизменно подчёркивавшей его сугубую религиозность. При всех моих симпатиях к Гоголю, значительно больших, чем к Белинскому, я скорей согласен с замечанием последнего об атеистичности русского человека, чем с мнением его талантливого оппонента. Западники относились к себе куда критичнее, чем славянофилы. Бессознательная, неосмысленная религиозность русского мужика, которая умиляла Карташева, отрицавшего почти тут же подлинность религиозного чувства в «тёмном христианстве» эфиопов и коптов, сегодня уже не может быть проверена на истинность, если не считать такой проверкой ту «лёгкость религиозного отречения» и то «выветривание православно-народного сознания», так удивлявшие Г.П.Федотова, которому – имея в виду его книгу «Святые Древней Руси» - как раз и не следовало бы удивляться. В сегодняшней России много людей из самых разных слоёв общества, которые приходят к выводу о существовании Бога чисто интеллектуальным, рациональным путём. Такая вера, как правило, имеет слабое влияние на повседневную жизнь. Если простой русский человек, получивший веру в силу рождения в соблюдающей обряды семье, просто не пользуется ею, не задействует её в практической своей жизни, то религиозный интеллигент помещает Бога настолько высоко [i]над[/i] (а не [i]в[/i]) своей жизнью, что уже почти не видит и не ощущает Его присутствия.

О том, что Православие не справилось со своей задачей, писали многие и много. Было достаточно метких высказываний, например, В.В.Розанова – о том, что Россия не доросла до христианства (31) и особенно точное, ибо о корнях проблемы, Лескова - о том, что христианство в России [i]не было проповедано[/i]. Это, по-видимому, так, однако, и здесь встаёт вопрос – почему? Русская Церковь, несомненно, пренебрегала пастырской службой – но почему? И здесь мы подходим к главной теме: определение особенностей русского христианства, т.е., русского богопознания и богочувствования, надеясь, что серьёзное, пристальное их рассмотрение ответит нам на ряд исторических вопросов.

Христианская религия есть религия, принимаемая свободно и распространяющаяся мирно. Не огнём и мечом под зелёным знаменем Пророка, но благодатью, примером чистой жизни и миссионерской работой. Христианство завоёвывает души, а не территории. Основа христианства, духовное освобождение человека из уз мира сего, о котором говорит христианский догмат, принимается человеком в акте свободного выбора, а не принуждения. Загнав народ в реку, Святой Равноапостольный князь Владимир нарушил один из главных принципов христианства. Начинаясь как религия, христианство было верой угнетённых социальных низов. Подвергающееся ожесточённым преследованиям, оно должно было на историческом своём пути долгими трудами и подвигами подвижничества и мученичества постоянно являть миру свою глубинную сущность. Раннехристианский Запад был обучен не трудами Отцов Церкви, но самими Отцами – лучшим отрядом христианства, лучшими его учителями. Религия, входящая в дом мирно, без ножа и кнута, входящая в дом подобно страннику, только тогда может прижиться в доме, когда породнится с хозяином, войдёт в его душу. Религию навязанную принимают, не постигая. Можно сказать, что Россию христианство не завоевало, но было в ней объявлено. Страна была объявлена христианской так же, как позже, при Петре, она была объявлена европейской, а при Ленине – социалистической. На Западе христианство завоёвывало сердца и души, а в России – пространства. Русское богочувствование не получило, и, следовательно, не усвоило и не получило того духовно-генетического капитала, который веками – через Ветхий Завет – накапливался в евреях и через евреев-христиан передавался неевреям. Европейский человек усваивал христианство в течение нескольких веков (32). Основанная первохристианами творческая церковь не отменила Закон (само отделение христиан от иудаизма произошло значительно позднее – в пору преследований и гонений), а только сделала в нём ряд послаблений для неиудеев. Спроецированная на социум, в сердца простых людей, религия обязательно становится как бы некой одеждой (33) со своими правилами носки. Иудаистическая часть (самая в нём весомая) христианства, очевидно, трудно усваивалась неофитами. Вполне естественным была её сращение с античной и позднеантичной мыслью. С определённым правом можно сказать, что христианство усваивалось европейцами тем быстрее, чем оно было менее полным и наоборот. Не в последнюю очередь по причине преследований историческое христианство пошло по пути всё большего отталкивания от иудаизма, то есть, от значительной части христианской религии вместо максимального его усвоения, что предписывалось как Христом, так и «главным теоретиком» христианства апостолом Павлом, утверждавшими, что Закон ни в коем случае не отменяется. Даже грамотные, просвещённые христиане редко имеют серьёзные познания об иудаизме – и судят о нём зачастую с недопустимой легковесностью.

В русской религиозности вообще большой пафос отрицания Закона. Его простые истины не устраивают современный ум (Например, Блок, по всей видимости, вообще ничего не знавший об иудаизме, считал иудаизм религией архаичной, полностью устаревшей) Можно сказать, что в русской религиозности Ветхий Завет является каким-то странным наследием, а лучше сказать наследством, которое принимается не без гримасы неудовольствия, которое стараются объяснить, даже, скорее, оправдать, как что-то нечистое, и, приняв, отмежеваться. Так принимают наследство от старика деда – какую-то давно вышедшую из моды рухлядь, которую стыдно показать друзьям и которая сразу же задвигается в самый дальний угол чулана, чтобы никогда оттуда не появляться на свет. Мало кто в России понимал, как протестант К.С.Льюис, что «Лад Господня ума, воплощённый в законе, прекрасен. Что же делать человеку, как не воспроизводить его, по мере сил своих?» Позволю себе привести ещё одну длинную цитату из тех же «Рассуждений о псалмах» К.С.Льюиса : «Не враждуй на брата своего, но люби ближнего твоего, как самого себя», - говорит им (иудеям) Господь в Книге Левит. А в Исходе: «Если найдёшь вола врага твоего, или осла его, заблудившегося, приведи его к нему. Если увидишь осла врага твоего, упавшего под ношею своею, не оставляй его; развьючь вместе с ним» «Не радуйся, когда упадёт враг твой, и да не веселится сердце твоё, когда он споткнётся» (Книга Притчей Соломоновых) Никогда не забуду, как был я поражён, когда открыл, что слова апостола – прямая цитата из той же книги: «Если голоден враг твой, накорми его хлебом, и если он жаждет, напои его водою. Ибо ты собираешь горячие угли на голову его» Это – одна из наград тем, кто часто читает Ветхий Завет. Всё больше и больше видишь, как много цитат из него – в Завете Новом, как непрестанно наш Господь повторяет, продолжает, усиливает иудейскую этику, как редко вводит Он новое. Пока Библию читали многие, это прекрасно знали миллионы неучёных христиан. Теперь об этом забыли, и людям кажется, что они чем-то умалят Христа, если покажут, что в дохристианском документе есть что-нибудь «предвосхищающее Его слова»

В восприятии русским человеком Ветхого Завета есть что-то от того, как в советском ВУЗе воспринимается большинством история философии, схема которой выглядит приблизительно так: Кант ошибался так, Шеллинг – этак, Гегель – ещё как-нибудь, затем пришёл Маркс и всё расставил по нужным местам. В данном случае Ветхий Завет есть всё домарксовское, а на месте марксизма – Новый Завет.

Я уже не помню, кто из русских авторов отмечал с удовлетворением, что христианство не встретило серьёзного противодействия языческой Руси. Более чем сомнительное удовлетворение. Не встретило потому, что – единственно возможное объяснение – ничего в жизни русского человека не меняло. Не меняло, ибо не происходило того отдельного личного духовного перерождения, которое только и делает христианина христианином. Объявленная сверху, не усвоенная лично новая религия просто заменила в обиходе русского человека чурбан – иконой, ничего внутренне в нём не изменив (34).