«Есть люди, которые много ходят, но никуда не продвигаются»
                Апокрифическое Евангелие от Филиппа

«Умом Россию не понять»
                Тютчев

Итак, целый ряд вопросов уже задан, вопросов старых, но по-прежнему актуальных, которые задаются сейчас с большей, чем прежде, силой и страстностью. Интеллигенция не смогла создать своей культуры – но почему? Потому что она занималась общественными делами, которыми некому, кроме неё, было заняться – но почему некому? Потому что в России не существовало демократических институтов – но почему не существовало? Потому что в ней надолго зажились феодальные порядки при самой дикой тирании – но почему существовали эти порядки и эта тирания? Формула «Каждый народ заслуживает тот образ правления, который у него имеется», безусловна справедлива. Следует, очевидно, внимательно присмотреться к народу, который, в отличие от всех своих европейских собратьев имеет столь специфическую судьбу, каковые – и народ и судьба - являются сейчас громадной важности фактором всемирной жизни человечества и фактором, как представляется, не позитивным. Собственно, можно сказать, что темой моей так длинно озаглавленной статьи является русское национальное сознание, рассматриваемое в комплексе его исторической судьбы, религиозных представлений и вытекающего из них социального развития народа. Нерелигиозный и поучившийся в советском ВУЗе читатель, усвоивший кое-что из гуманитарной науки, вправе спросить, а почему, собственно, идёт столь настойчивое сравнение России с Западом, а не с Китаем, например, или с Индией, или с исламским Востоком? Думаю, однако, что даже неверующему человеку, хоть как-то знакомому с мировой культурой, должно быть очевидным различие между национальными культурами народов, исповедующих разные религии и определённая общность национальных культур, принадлежащих к одной религии. Этот вопрос представляется мне ясным. Не Пётр Первый, но Владимир Святой повернул Россию к Европе (пусть она тогда называлась Византией) и ввёл её в европейскую семью, а Пётр лишь продолжил дело или, верней, заново повернул её туда, ибо другой возможности выжить, как государство, у России не было. Важно понять этот неимоверной важности факт для того, чтобы правильно судить о путях России в прошлом и будущем. Я делаю упор не на то, что русский народ вошёл в европейскую семью, а на то, что он вошёл в семью христианских народов – и от того, насколько он жил и будет жить христианской жизнью, зависели и зависят пути всех прошлых – с Х-го – веков, его сегодняшнего и завтрашнего дней. Лучшие русские писатели и философы как будто бы понимали это, но… и вот по поводу этого «но» мы и поговорим более подробно.

Читая труды русских философов, обращаешь внимание на некоторые важные особенности русской философии. Это, во-первых, национализм. Национализм стабильный, мощный, не такой махровый, как у Достоевского, или глуповато наивный, как у Н.Я.Данилевского, а более тонкий, как бы интеллигентный – но, тем не менее, всегда различимый.

«Русский народ из всех народов мира наиболее всечеловеческий, вселенский по своему духу, это принадлежит строению его национального духа. И призванием русского народа должно быть дело мирового объединения, образование единого христианского духовного космоса. Но для этого, конечно, народ русский должен быть крепкой национальной индивидуальностью. Народ русский на путях своих подвергается самым большим соблазнам самого противоречивого характера – исключительному интернационализму, истребляющему Россию (курсив мой – В.Х.), и не менее исключительному национализму, отделяющему Россию от Европы», - писал Бердяев в книге «Новое средневековье» Итак, на десятом веке христианства в России русский народ ещё только должен стать крепкой национальной индивидуальностью. Но даже и сейчас, когда русский народ ещё ею не стал, русскому философу ясен его всечеловеческий вселенский дух и соответствующее по масштабу призвание. Русскому читателю, полагаю, должно быть приятно читать столь лестные о себе слова – и в этом случае, должно быть, уже не до их истинности. Нельзя, по-моему, не увидеть необыкновенной фантастичности бердяевских положений, их ошеломляющей условности и занудной страстности, каковые просто выводят его мысль за пределы хоть сколько-нибудь научного философствующего мышления. Вот так, запросто, после «Вех», где русская интеллигенция упрекалась им же в отсутствии объективизма и универсализма. Не народ, правда, а интеллигенция. Интеллигенция, по поводу которой кн. Трубецкой справедливо писал, что она плоть от плоти народа и сохраняет все его черты. По поводу вышеприведённой цитаты остаётся только добавить, что по мнению христианского, подчёркиваю, мыслителя интернационализм ИСТРЕБЛЯЕТ Россию, тогда как национализм всего лишь отделяет её от Европы. Примеры, подобные этому, можно множить и множить.

Как будто не хватало уроков всей мировой истории, двадцатый век показал, до какого ужаса может довести последовательный национализм. В силу русских особенностей, на которые я смотрю отличным от Бердяева образом, русскому народу сегодня угрожает серьёзная опасность безоглядного национализма (8). С шестидесятых годов не раз приходилось слышать из уст русских интеллигентов – от Солоухина до Солженицина – о необходимости для России здорового национализма. И опять приходится вспоминать бесполезное, увы, предостережение Ницше. Культурного человека не надо призывать любить свою культуру, он её и так любит, любит и чужую. Некультурного человека не наставишь на этот путь националистическими лозунгами – он их поймёт не так. Трудно загнать джинна национализма обратно в бутылку, лучше не выпускать его вовсе. Боюсь, что Солженицын не представляет себе практических следствий своих призывов. Россия всегда была слаба по части организации, до штурмовых отрядов она ещё не дожила, но нечто в этом роде существовало ещё в начале века – Чёрная Сотня. И сегодняшний день России подтверждает замечание Г.П.Федотова о настоящем победителе Великой Октябрьской Социалистической Революции (9), о победителе, ясно свидетельствующем о национальном её характере (10) Русский национализм есть, как всякий национализм, чувство животное, стадное, «дочеловеческое» по Льву Толстому. Культура должна быть национальной (да и не может таковой не быть, если она – культура), а не националистической. Писатель, поэт и философ пишут на родном языке не потому, что он лучше других, а потому что он свой. Выпячивание национального – на всех уровнях и во всех сферах – «…мы верим, что русский народ – необыкновенный и должен сказать своё слово миру» (Достоевский) и «В судьбе славянской народности, точно также, как в судьбе православной церкви, есть что-то особенное…» (Данилевский) и «Особый замысел Бога о России» (Бердяев) и т. д. и т. п. очень свойственно русскому философствующему мышлению. Трудно не обратить внимание на то, что самый вселенский по Бердяеву, самый смиренный по Достоевскому народ создал самую мощную национально – апологетическую литературу. Великий народ, которому постоянно мешали жить то татары (об иге которых сложился очень неистинный, очень удобный для русского сознания стереотип), то немцы, то евреи, но который как-то незаметно создал третью по величине (после Англии и Франции) колониальную империю, единственную, кстати, сохранившуюся до сих пор. Любой из крупных западноевропейских христианских литератур свойствен определённый критицизм по отношении к собственной нации. Мне кажется, что писатель, являющийся как бы неким инструментом, с помощью которого нация, национальное сознание осознаёт себя самоё, не может не иметь этой необходимой дозы критицизма. Речь идёт не о сочувствии, не о сострадании к тяжёлой доле простого народа, к которой привыкла русская литература, и которая для русского читателя является главной если не единственной формой гражданственности – речь идёт об осознании, вскрытии и анализе всех сторон национального характера и – отсюда – жизни народа. В русской литературе нет недостатка в изображении уродливых сторон русской жизни. Но в показе дикости и невежества масс всегда присутствовала мысль о том, что главная вина за эти уродства – именно в невежестве, откуда постоянно вытекала мысль о вине правящих классов перед народом и мысль о том, что, преодолев своё невежество, человек заживёт правильной здоровой жизнью. Более чем редки были на Руси писатели, видевшие национально – исторические корни этого самого невежества и, шире, всего положения вещей. Хорошим тоном считалось сочувствие народу, борьба за народ – и почти не являлась мысль о том, что народ сам несёт определённую вину за своё положение. Авторы «Вех» обрушили свой обличительный пафос почти целиком на весьма специфическую прослойку нации, на интеллигенцию. Вскрыть национальные истоки русских болезней они не сумели. Мне бы хотелось, чтобы читатели вместе со мной полюбовались умными и мягкими словами Томаса Манна, сказанными им в статье «Путь Гёте как писателя»: «И насколько патриотичнее эта борьба с более широким «Я», - с нацией, это настаивание на самоисправлении, самообуздании, налагаемом на самого себя, эта педагогическая солидарность с окружающим миром, с народом, - солидарность, которая естественным образом часто принимает форму некоторой отчуждённости, критической холодности и строгости, как нам хорошо известно из высказываний и суждений всех великих немцев, в особенности Гёте и Ницше, насколько патриотичнее всё это, чем крикливое личное и национальное самоутверждение урапатриотов!..»

Слава Богу, на Руси всё же были люди, видевшие религиозную, духовную, то есть, самую главную опасность национализма. «Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть ещё более прекрасное – это любовь к истине», «…не чрез родину, а чрез истину ведёт путь на небо», - писал Чаадаев («Апология сумасшедшего») А вот и Бердяев: «Должно быть религиозно преодолено ложное низкопоклонство перед государством и национальностью» Удивительный философ! «Почвенничество, национализм – низовая прокладка сознания, когда она выходит на первый план, затмевая основы, это признак болезни, а не здоровья, мелкости, а не глубины», - из «Второй книги» Надежды Яковлевны Мандельштам, написанной в наши дни. Вопрос, как видим, не утратил актуальности.