Игорь СМИРНОВ-ОХТИН
 Родился в Ленинграде, 6 мая, когда солнце находилось в созвездии Тельца, а восточный календарь числил 1937 год - годом «буйвола».
В ленинградскую блокаду Смирнову-Охтину сказочно повезло - не умер с голодухи, выжил.
В 1959 году окончил строительный факультет Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта (ЛИИЖТ), работал три года на инженерных изысканиях, затем - в строительном проектировании.
Сочинять прозу начал в студенческие годы, занимался в литературных объединениях (ЛИТО), в том числе - литобъединения при «Доме детской книги» и Доме писателей («ЛИТО В. Бакинского»).
Печататься удавалось эпизодически, в основном - рассказы для детей (альманах «Дружба», журналы «Костёр», «Искорка»).
В 1969 году ленинградское издательство «Лениздат» оставило без внимания официальную рекомендацию «Конференции молодых писателей Северо-запада» (семинар Льва Успенского) об издании сборника рассказов.
Авторский вечер в «Доме детской книги» в 1971 году имел скандальные последствия по идеологическим мотивам.
В те годы, по мнению людей осведомлённых в правилах «литературно-издательской игры» - редакторы, писатели, - существенным препятствием для публикаций Смирнова-Охтина оказалась его стилистическая индивидуальность, а так же игровая, карнавальная природа большей части его прозаических произведений.
Другой, еще более серьезной препоной был предосудительный, в понимании идеологической полиции, творческий и дружеский круг общения автора (писатели Вадим Нечаев, Андрей Арьев, Борис Вахтин, Сергей Довлатов, Сергей Вольф, Владимир Марамзин, Игорь Ефимов), а так же его мировоззренческие позиции - полярные официальной догме. Именно в силу последних обстоятельств окончилась провалом попытка издать в Детгизе отдельной книгой повесть в 7 авторских листов (процедура дошла до подписания договора главным редактором).
В 1982 году принят в Творческое объединение литераторов «Клуб-81» (собравший ленинградский литературный андерграунд) и стал одним из авторов клубного сборника «Круг».
В 1979 году начата работа над романом, законченным в 1991 году.
По рукописи романа автора приняли в «Союз писателей С.-Петербурга», в 1994 году журнальная версия романа под названием «Кружится ветер…» была опубликована журналом «Нева», а в 1995 году роман вышел отдельной книгой. В том же году роман представлен на литературные премии «Букер» и «Северная Пальмира». Все рецензии на этот роман, включая его разбор в книге Андрея Немзера «Литературное сегодня. О русской прозе. 90-е» - НЛО, Москва, 1998, были со знаком «плюс».
В 1996 году в петербургском издательстве «Атос» вышла иллюстрированная книга «Правдивые истории про достославного О’Тадоя» - сборник веселых и поучительных коротких историй про полусказочного шотландского богатыря с ирландской фамилией О’Тадоя, придуманного автором.
В 1997 то же издательство выпустило книгу автора «Вспоминая Даниила Хармса» (рисунки Дмитрия Шагина) - пародийный сборник анекдотов, как о самом Хармсе, так и о многих других литературных и исторических персонажах. И, как жанровое и сюжетное продолжение, в 2003 году появилась книга «Правда о Пушкине», выпущенная издательством «Ювента».
В последние годы рассказы и повести автора систематически печатаются в петербургских журналах «Нева», «Звезда», «Знамя» и за рубежом.
В 1999 году написана, опубликована в альманахе «Балтийские сезоны» № 10 и принята к постановке театром «Приют комедиантов» пьеса «День, который так полон радости».
У автора два адреса:
Смирнов Игорь Иосифович,
Заневский пр., д.59, кв. 88, 195213, Санкт-Петербург, Россия,
Тел.: (007)-812-528-03-07
smirnov-ohtin@yandex.ru
Smirnov Igor,
Lerchenauer Str. 6 – 80809 Mьnchen, Deutschland (Германия)
тел.: (1049) (89) 30765489,
smirnov-ohtin@freenet.de
Игорь ИГ-Смирнов-Охтин «Кружится ветер…»
роман, изд. «ЧаП БОЮЛ», 1995 г., СПб.
«…По-видимому, нужно быть неофициальным литератором, чтобы так выпукло и остроумно описать официальную жизнь советского общества - жизнь одного из тех учреждений, в которую мы вступали с трепетом в молодости и покидали навсегда под обязательные речи учрежденческих философов. До свидания, этот мир - фальшиво Византийский и грустно-человеческий! Этот роман - любовно сделанное тебе надгробье».
Борис ИВАНОВ, прозаик, культуролог,
издатель самиздатского журнала 70-80-х годов «Часы»
«…это произведение, в котором прослеживаются традиции и полифонической и постмодернистской прозы, свидетельствует о зрелом мастерстве автора и твёрдой писательской руке».
Илья ШТЕМЛЕР, прозаик
«…убедительное описание большой группы советских бесов в традиции Достоевского и Андрея Белого. Сюжетно роман построен крепко, имеет детективный оттенок и весьма откровенен по части любовных отношений, причём художественно убедителен и точен, что на фоне нынешней массовой литературной продукции выглядит достойно, изящно».
Александр КРЕСТИНСКИЙ, поэт
«…сюжетные линии выписаны рельефно и оснащены ссорами, скандалами, драками, любовными сценами, убийствами, самоубийствами, репризами, анекдотами и всяким подобным, что побуждало меня с напряженным интересом переворачивать страницы». Валерий ПОПОВ, прозаик «Но вот удивительно: по прочтении нескольких глав начинается вживание во все эти «неправильности», которые как-то незаметно становятся «естественностями», - и смешение разных жанров и «штилей», и та же аритмия членения романа постепенно воспринимаются столь же естественно, как субъективное восприятие времени в спокойные и критические периоды жизни».
Юрий НОВИКОВ, критик
«…Осмелюсь предположить, что «Кружится ветер…» еще «задаст» работу не только литературной критике, но и литературоведению. Ибо особо замечательны женские образы романа. Они выписаны столь нешаблонно, что станут неожиданностью даже для истинных знатоков литературных героинь».
Станислав ХОРИН, критик
«…всё это, конечно, надо читать. Пересказывать - не имеет смысла. Но подчас на страницах романа возникает эффект, о котором иначе и не отзовёшься - «умора». А, как известно, любой жанр читателю подавай, кроме скучного».
Евгений ЗВЯГИН, прозаик
«…писатель, чутко расслышавший главную мелодию Достоевского, уразумевший его художественный опыт, понявший, как органично связаны детективность, скандальность, внутренний надрыв, психологическая прихотливость, напряженный юмор, полифоническая говорливость, ощущение человеческой тайны и любовь к разноцветной, изматывающей, но драгоценной жизни, такой писатель (может, сам в том сомневаясь) так или иначе, а напомнит читателю: Истина Смерть Одолеет».
Андрей НЕМЗЕР, критик
«…скрупулёзное повествование об экзистенциальных и социальных коллизиях, изведанных нами совсем недавно. Собственно говоря, весь роман может быть назван «Храмом заблуждения», и заслуга прозаика в том, что подобный храм ему удалось выстроить».
Андрей АРЬЕВ, литературовед
Игорь Смирнов-Охтин
«Вспоминая Даниила Хармса»
Изд. «Атос», 1997 г., СПб.
© Игорь Смирнов-Охтин © Рисунки - Дмитрий Шагин
Игорь Смирнов-Охтин
«Правда о ПУШКИНЕ»
Изд. «Ювента», 2003 г., СПб.
© Игорь Смирнов-Охтин © Рисунки - Дмитрий Шагин
В этих шутейных весёлых книгах пародийно используется приём народного мифотворчества, который всегда соединяет в едином сюжете разновремённые исторические события и персонажи. Приём такой использовал в некоторых миниатюрах и сам Даниил Хармс. В память об этом Даниил Хармс включен Смирновым-Охтиным в книги в качестве п е р с о н а ж а, среди персонажей прочих, таких как…
…милейший и добрейший человек - Иосиф Сталин;
…начальник английской страны - Чарльз Дарвин, большой учёный, который придумал, что
курица произошла от рыбы, обезьяна от курицы, а человек от обезьяны;
…начальник немецкой страны - любитель красивых женщин Карл Маркс;
…начальник всех французов - Наполеон Бонапарт, который неизвестно откуда взялся;
…начальник Испании - Дон Кихот Ламанчский, свирепейший человек;
…президент Америки Рейган, который придумал Америке конституцию и доллары…
Используя популярные исторические и культурные персонажи, как знаковые фигуры (наподобие фигур басенных), автор создал свою политическую карту мира, и (во фрагментах) свою историю русской культуры.
Книги иллюстрированы (на правах соавтора) художником Дмитрием Шагиным (известным «атаманом» известной группы «Митьки»).
Игорь Смирнов-Охтин
«Правдивые истории про достославного О'Тадоя»
изд. «Атос», 1996 г., СПб., © Игорь Смирнов-Охтин
Это собрание новелл и историй, поучительных или анекдотических, про (придуманного автором) шотландского богатыря с ирландской фамилией О'Тадоя.
Особенность книги в том, что её персонаж, близкий к скандинавскому фольклору, рожден на русской культурной почве. В книге так же отчётливо прослеживаются традиции литературного авангарда начала века (обэриуты) и европейских литературных форм – фацетий и максим. Сочинение адресовано как детскому, так и взрослому читателю.
Все истории сгруппированы в неозаглавленные циклы: деревенская жизнь О'Тадоя, О'Тадоя, на войне, О'Тадоя и его бесчисленные жёны, приключения О'Тадоя в разных странах, прочее.
Книга иллюстрирована художницей Ириной Ужиновой.
* * *
О'Тадоя всю жизнь носил башмаки из оленьей кожи, на поясном ремне – мешочек с овсяной мукой, на плечах – плед. В конце жизни О'Тадоя умер.
* * *
Однажды О'Тадоя строгал доску. Строгал, строгал и всю сострогал. Взялся строгать другую доску и только принялся, но пожалел её, заплакал и оставил в покое.
* * *
Однажды О'Тадоя решил купить коня. Конь казался хорошим.
- Какие недостатки у твоего коня? – спросил О'Тадоя хозяина.
- По деревьям не умеет лазать, - пошутил хозяин.
- Нет. – покачал головой О'Тадоя, - такого коня мне не надо.
* * *
Однажды О'Тадоя полез на гору. Забирался-забирался, забирался-забирался и добрался до вершины. А потом стал спускаться. Спускался-спускался. Спускался-спускался и спустился к подножью. Спустился и, задумавшись над этим занятием, пошёл домой.
* * *
О'Тадоя воевал кинжалом и шпагой. Он хорошо владел этим оружием. Но больше всего любил кидаться грязью. Как залепит комом грязи в лицо фельдмаршалу, так вся армия сразу и сдаётся.
* * *
О'Тадоя решил проучить одного шутника. Тот испугался, улёгся на землю и заорал, что лежачих не бьют! – Такой довод было остановил О'Тадоя, но О'Тадоя быстро нашёлся: «Верно, - сказал он, - стоячие не бьют лежачих,» – затем улёгся рядом и отлупил насмешника.
* * *
Когда впервые О'Тадоя захотел жениться, стал узнавать, как это делается. Сказали, что для этого надо найти девушку. О'Тадоя даже и в голову не взял, что это могла быть девушка из его клана или из соседнего: что тут искать девушек, они – вот они. О'Тадоя собрался и пошёл в лес. И ходил по лесу много дней, но никакой девушки не нашёл и вернулся. О'Тадоя понял, что никогда не сможет жениться, и успокоился. Так спокойно и жил. Пока не женился.
* * *
О'Тадоя никогда не мог долго жить с глупыми жёнами. С некрасивыми жёнами он тоже долго жить не мог. А женился на некрасивых, потому что всегда было жаль некрасивых девушек – кто их возьмёт? Вот и брал сам. Ну, а жить долго всё-таки не мог. С глупыми тоже… Глупых ему всегда тоже было жаль и он их всегда отпускал.
Выборочный список отдельных публикаций:
-
Стародавняя история
Рассказ
«Колпица», альманах № 14 за 1995 г.
-
Сергей Довлатов – петербуржец
«Малоизвестный Довлатов».
Сборник – журн. «Звезда», 1995 г.
-
Былое бездумье
Повесть
«Нева», № 9 за 1997 г.
-
Школа судей
Повесть
«Нева», № 1 за 1999 г.
-
Бытовая история
Рассказ
«Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба»,
сборник: итоги конференции «Довлатовские чтения»
-
Любители
Рассказ
«Нева», № 6 за 2002 г.
-
Невский, 3, или На всяком вся всё о вся
Повесть
«Нева», № 9 за 2003 г.
-
Ирак. Несколько дней внутри войны
Рассказ добровольца
«Звезда», № 12 за 2003 г.
-
Федрон, персики и томик Оскара Уайльда
Рассказ
«Знамя», № 10 за 2004 г.
-
День, который так полон радости
Пьеса
«Балтийские сезоны», № 10 за 2004 г.
-
О том, как я разоблачил грузинского шпиона
Повесть
«Нева», № 3 за 2005 г.
-
Как вас зовут, Оля?
Глава из романа «Кружится ветер…»
«7+7я» журнал № 41 за 2005 г.
-
Наш маленький Апокалипсис
Эссе
«Нева» № 4 за 2006 г.
Сергей Костырко
Игорь Смирнов-Охтин
«Невский, 3 или На всяком вся всё о вся»
журнал «Нева» N 9, 2003 г.
Я хотел бы просто представить повесть Игоря Смирнова-Охтина «Невский, 3 или На всяком вся все о вся», опубликованную журналом «Нева» № 9.
Нет, я все понимаю и потому - не настаиваю...
Я понимаю, что всегда есть магистральное направление современной литературы, точнее - современного ее чтения. То, про что говорят. Про «Байки» Трегубовой, например (и я бы поговорил, не ограничь себя добровольно рамками «Журнального зала», а так, только два слова: оказывается, мы привыкли уже оценивать журналистов по уму, таланту, по осведомленности и честности, а вот к ситуации, когда отдельной ценностью становится мужество и независимость автора, независимо от уровня его книги, - вот к этому как-то неохота привыкать заново. Неужто придется?). Говорят про нового Акунина. Про новый роман-книгу Пелевина. По-прежнему - про Мураками и Перес-Реверте. Или, уж совсем отходя от литературы, как поневоле отходят от нее все пишущие сегодня, - про расклады в новой Думе и вокруг.
Ну, где тут говорить о собственно литературе?
Поэтому пишу только для тех, кто не чувствует себя размазанным по стенкам политическими новостями и кто может позволить себе в самой литературе читательскую независимость от муракамовских или прохановско-быковских дискурсов. Пишу, понимая, что не многие способны сосредоточиться сегодня на разговоре о новом литературном произведении. К тому ж произведении, отнюдь не претендующем (прошу прощения у автора) на статус шедевра или хотя бы кандидата в персонажи какого-нибудь остросюжетного литературно-премиального действа.
Речь о «просто» литературе - о талантливо написанном и предлагающем своему (во всех смыслах - своему) читателю читательское удовольствие тексте.
О произведении, странноватом по отношению к жанровому определению «повесть», кое поставлено под названием «Невский, 3...». По внешней атрибутике это не художественная проза. Это что-то как бы из области питерского исторического краеведения. Лирико-документальное или философически-документальное. С именами (от митрополита Московского Иоасафа Скрипицына, три года правившего Россией через боярина Бельского, от прелестной любовницы генерала Милорадовича Кати Телешевой и самого генерала, разумеется, до Никиты Хрущева или генерала Павла Грачева и т. д.); с датами, с подробной топографией Петербурга; с историческими справками и историческими расследованиями мотивов поведения участников, а соответственно, и причин различных исторических событий. Повествование кружится вокруг дома номер три на Невском, вокруг места, на котором он стоит, вокруг людей, которые в нем жили в разное время.
Можно назвать эту повесть и лирико-биографической (автобиографической - в расширенном значении этого слова), потому как автор-повествователь, носящий в повести имя Игоря Смирнова-Охтина и обладающий биографией реального автора, вспоминает, чем был и чем является этот дом сегодня в его жизни.
В действующие лица повести рассказчик включает также местную нечисть, обитающую здесь с языческих времен, которая, как убедительно (на анализ исторических фактов опираясь) доказывает автор, сначала мутила воду в этом месте, а после того, как генерал Милорадович расконсервировал подземный ход от дома в Зимний дворец для беспрепятственного посещения молоденькой любовницы, по ходу этому ломанулись в Зимний участвовать уже в самой российской истории гребенчики, карачуны, анчутки, курдуши, лесавки, матохи и прочая нежить. Ну, на счет всех автор не уверен, а вот насчет марголюток и веселух сомнений у него нет.
О повести можно говорить и как о повествовании авантюрно-историческом с мистической подкладкой. Игровая отчасти стилистика, позволяющая автору предложить собственные толкования не проясненных до сих пор странностей в поведении, скажем, Александра II или тех же декабристов, не снимает серьезности авторского размышления, а скорее, подкрепляет.
Иными словами, по жанру это тщательно продокументированная современная петербургская фантасмагория.
Произведение художественное, потому как огромное количество общезначимых и «лично-значимых» (только для автора как бы) исторических фактов выложены здесь не только и не столько для узнавания, анализа, осмысления, не для извлечения морального и исторического урока и т.д. А прежде всего - для проживания их вместе с автором. Они, эти факты, в устах рассказчика обретают художественную реальность, в которой «лично-значимое» уже не отличается по своей важности от «общезначимого».
Ну, и как с любым художественным произведением происходит, содержание его уже не может быть исчерпано несколькими, даже самыми емкими формулировками. Смыслы торчат из него, как иголки из ежа. И любой из них будет справедлив.
Ну, в частности, вот это редкое (на самом-то деле, и не такое уж редкое, просто редко осознаваемое нами) чувство включенности в историю каждого из нас. Вот эта плотность и теснота истории вокруг автора, вплоть до совпадения - вполне закономерного, по мнению автора, - названия повести с почтовым адресом редакции журнала, опубликовавшего его, показанная им на материале жизни одного питерского дома.
С одной стороны, чувство это необыкновенно личное, интимное - не имеющее никакого отношения к позам творцов истории господ рогозиных-явлинских. А с другой, возвращающее нас вот таким способом к своей, если можно так выразиться, праоснове, то бишь, к самим себе. Которая, праоснова, не требует пафоса в обращении с собой. Потому как вещь обыкновенная, житейская - и предки наши людьми были, скажем так, разными, и историю они оставили нам тоже разную, противоречивые чувства способную вызывать.
Ход, использованный пересмешником Смирновым-Охтиным в его обращении с историей, может казаться изначально сомнительным, как форма упрощения, как форма некой адаптации истории к уровню сегодняшнего ее понимания, к уровню нынешних литературных стилистик. Да, действительно, прорывается иногда что-то кавээновское. (Жили-были два брата Брюллова - Александр и Карл, и, как часто среди родных братьев случается, с одним отчеством - Павлович.) Но уже хотя бы по тому, как царапают слух подобные «хохмочки» (их, кстати, очень немного), можно судить об общем контексте - о строгости и выверенности интонаций абсолютно как бы раскованного рассказчика, сумевшего сделать своими и речения средневековой Руси, и новейший городской сленг.
На этом тексте не разгонишься, смысловая и, соответственно, стилистическая разноуровневость фраз, требует вчитывания: «И появился он в деревне Драча в статусе беженца. А бежать пришлось с Ижорской земли, и не от мирных ижорцев бежать, а от царского окольничего Петра Апраксина, который прошел по Ингрии «рекою Невою до Тосны, и по самой Ижорской земле прошел, и все разорил и развоевал»... Вспомним, что через триста без малого лет русские люди тоже бежали из города Грозного от «лучшего министра всех времен и народов» Пашки Грачева. Кто сказал, что мы традиции не блюдем?»
Текст этот, повторяю, чтения требует внимательного и сосредоточенного. Ну, и соответственно этому и одаривает.
|
